 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
|
|
|||||||||||||
| Даниэль Лавуа аллегро модерато | |
| Daniel Lavoie allegro moderato Дата выхода интервью: 1988-03-01 |
|
 |
|
|
Робкий, грустный, встревоженный, вырванный из привычной среды? Вовсе нет! Напротив, спокойный и счастливый человек.
Он не похож на свой образ, который вырисовывается из рассказов о нем, с тех пор, как он упал на маленькую планету средств информации. Даниэль Лавуа, хором говорят нам, робок как подросток, скован и спутан, как клубок веревки, с которой играла свора волчат, пассивен, как женщины до феминизма и, наконец, бесконечно менее интересен, чем его песни. Не добавляют разве что, что он параноик и шизофреник, и вообще чудо, что он не стал им. Так как между Даниэлем Лавуа и тем, кого нам показывают, есть множество существенных различий. Конечно, он знает это. И у меня сложилось впечатление, что это забавляет его. У настоящего Даниэля Лавуа ясные мысли, мнение, которое он высказывает, глядя вам прямо в глаза, с юмором, прямотой и естественностью, как человек, которому ничего скрывать и не нужно ничего доказывать. Он любезен, вежлив, хорошо воспитан (для меня это достоинства), он умеет слушать также хорошо, как отвечать и, когда он рассказывает о чем-нибудь со страстью, он начинает краснеть. От энтузиазма, не от стеснения! Фактически, единственное, в чем он похож на свой официальный портрет, это внешность: высокого роста, с густыми, начавшими седеть волосами, красивыми сияющими глазами и вспыхивающей улыбкой. И все это окрашивает своеобразную непринужденность, очень спокойную и необыкновенно теплую. Глядя на него, слушая его, создается впечатление одновременно четкое и расплывчатое, что этот человек чувствует себя лучше и естественнее, чем большинство его современников. И он – но можно ли осмелиться в этом веке выговорить такое слово – счастлив? Хорошо известен благодаря СМИ (которые все же не лгут...), недавний расцвет карьеры Даниэля Лавуа: триумф во Франции, его дисков и выступлений на сцене, с песней Ils s’aiment; дождь наград и разных побед; важный успех здесь, как и в Европе, его последних спектаклей, особенно Je voudrais voir New-York, одного из блестящих хитов последнего года. Но его прошлое кажется более неясным – возможно, потому что наша общая память еще и избирательна, и что в истории долгой борьбы она предпочитает запоминать лишь результат, лишь победившую сторону. Все же успех, которого Даниэль Лавуа добился во франкофонном мире, мог бы не прийти никогда. Или состояться на другом языке. Так как французский язык для него не является ни битвой, ни знаменем. Во Франции он никогда не называл себя квебекцем, но скорее – впрочем, это чистая правда – уроженцем Манитобы, живущем в Квебеке. Нюанс. Маленький Даниэль Лавуа провел счастливое и франкофонное детство в далекой Манитобе, совсем рядом с Дюнреа. Его семья не была ни богатой, ни бедной. Впрочем, в их деревне не было ни очень богатых, ни очень бедных; все ели досыта, никто не был лишен необходимого. В его семье всегда нужно было всем делиться. Это было абсолютным правилом. Таким образом, эта элементарная справедливость казалась ему высшей степенью несправедливости – и тоски. Однажды, благодаря неожиданному возвращению некоторого количества денег, он купил только для себя большой пакет « французских вишен », съев их все до одной. Это доказательство самостоятельности не дало ему ни сладости роскоши, ни мании величия. Ни от « французских вишен ». Ни от Франции. И еще меньше от Квебека. На самом деле, когда он был ребенком, Даниэль Лавуа ощущал свое положение франкофона как открытую рану. За этот язык, который он не выбирал, его товарищи били его, когда он говорил на нем. В десять лет, в пятнадцать лет, в те годы он надеялся только сделаться незаметным и походить на других, должно быть, это было нелегко, выносить оскорбления по таким незначительным причинам, как язык его родителей. Однако это не должно было ни внушить страстной любви к стране, где на нем говорят, ни вызвать желание сбежать туда. Почему же тогда Даниэль Лавуа сегодня живет в Квебеке? Почему пятнадцать лет назад он приехал сюда жить? Почему здесь остался? Случайно. Он с друзьями музыкантами собирал группу, которая поставила своей целью заменить Beatles. Им предлагали маленькие спектакли в залах и полуподвалах приходских церквей. И вот однажды удача наконец постучалась в их дверь: им предложили принять участие в фестивале, который проходил в самом важном коммерческом центре области. Большое волнение среди рокеров. Последовавшее вскоре еще большее разочарование: этот фестиваль был этническим событием, и новые Beatles совершенно дико представляли там франкофонное меньшинство, меньшинство среди подавляющего количества других. Тяжелый удар для морального состояния этого меньшинства. Немного позже Режан Ранкур (который также является управляющим и компаньоном Даниэля Лавуа) предлагает группе остаться в Монреале, где, он уверяет, слава и удача ждут с нетерпением молодых уроженцев Манитобы, чтобы настигнуть их. Он предложил бы им Калифорнию, Англию, Арканзас (Россия?), это было бы практически одно и то же: эти мальчишки хотели уехать, неважно куда. Но Квебек был наименее привлекательной целью. Потому что – знаете почему? – квебекский колониализм по отношению к франкофонам вне Квебека ужасен. « Если говорить откровенно, то квебекцы для нас были также невыносимы, как французы для квебекцев. Они всегда все знали; они смеялись над нашим акцентом; после этого в Квебеке нас интересовали только дела. Поэтому мы действительно не испытывали большого желания остаться в этом мире ». Это понятно. Он все-таки приехал со своей группой, и повторился все тот же сценарий: маленькие спектакли, крошечные гонорары. И в первую очередь растерянность. Другие музыканты постепенно падали духом, и, один за другим, возвращались домой. Пересадка была такой же неудачной для Даниэля Лавуа; исчерпав денежные запасы и свое терпение, он вернулся к родителям. Где не выдержал и месяца. Больше, чем зов большого города, его вынудила к этому пустота его маленькой деревни. Он вернулся в Монреаль, пусть это будет или полный успех или сокрушительный провал. Самое худшее в любом случае оплачивалось: несколько лет он зарабатывал на жизнь и крошечные излишества, играя в пиано-барах. По иронии судьбы это заставило его выучить классику квебекской песни, Феликса Леклерка и Жан-Пьера Ферлана, которые приводили публику в исступление и которых он не знал. Когда ему удавалось заработать чуть больше, он бросал это занятие. Чтобы снова вернуться к нему, когда больше нечем было жить. Что удивительно, эта профессия не разочаровала его: клиенты были скорее вежливы, ему нравится заниматься музыкой. Единственная серьезная проблема – это алкоголь: « в пиано-барах все предлагают выпить; если ты пьешь, то напиваешься каждый вечер, если не пьешь, то скучаешь до смерти ». Несмотря на все плюсы и минусы он пишет песни, которые практически никто не знает, записывает диски, которые практически не звучат по радио. Но он упорно работает каждый день, регулярно, как спортсмен, который тренируется и не позволяет себе терять форму. Тяжело ли это, навязывать себе такой ритм? Он смотрит на меня с удивлением: « вовсе нет! Я люблю музыку, люблю ее писать. Я думаю, что это потрясающе – быть приговоренным заниматься каждый день тем, что обожаешь делать ». Следующим вечером он предложил мне маленькую ретроспективу Даниэля Лавуа. Чтобы доставить мне удовольствие, но также и для того, чтобы констатировать изменения, которые по мнению СМИ, претерпели его голос и душа за последние десять лет. Еще одна ложь: в J’ai quitte mon ile, самой красивой песне его первого диска, больше ностальгии (это было модно), чем в Je voudrais voir New-York, где ощущается больше энергии (это модно); но голос остался тем же самым, теплым, мягким, каким он должен быть, и еще сильным, все это также с ним сегодня, как и вчера. И все же правда, что он изменился. Надо признать, это также желательно, как и необходимо. « В 32 года я начал понимать, что мои дела никуда не ведут. Я выжил, но с огромным трудом. Мои родители беспокоились обо мне, но я был привычен к бедности. Мое поколение было поколением « мира и любви », гранолы [подслащенная овсянка с добавлением орехов и изюма], экологии, здоровой пищи для здорового тела; а также поколением, осуждавшим амбиции, отказывавшимся считать и делать карьеру. Это считалось некрасивыми, грязными вещами, которых не следовало касаться. Мало помалу я начал считать, что в реальной жизни успех заслуживается и не имеет ничего общего с тем, что называется чистотой. Я понял, что попытки компромиссов – это всегда наполовину ложь, как маркетинг или реклама. Я сказал себе, что не позволю себе состариться, не добившись всего, чего действительно хочу. С этого момента все прояснилось: песня – это искусство, но еще и индустрия. Я стал немного « индустриальным ». В основном я научился использовать ситуации, удачу, и людей тоже ». Возможно, именно это изменение наиболее показательно: один раз узнать рецепт, один раз понять правила игры, слух проясняется и мы слышим куда лучше звук шагов. С непроницаемым лицом Даниэль Лавуа делает выбор, исключая то, что его раздражает или враждебно ему, прикидывается глухим ко всему, что не нравится ему. И в высшей степени умело или даже инстинктивно притворяется робким, когда надо выйти из неприятной ситуации. Так как если слухи о его робости также мало верны, как слухи о сокровищах Титаника, то, в конечном итоге, они ему намного более полезны. Его последний диск, записанный в Лондоне, много крутили по радио. Почти рассеянно, поскольку я был убежден в его ответе заранее, я просил его, доволен ли он им. Нет. Фактически он не то чтобы недоволен, скорее разочарован. Он быстро понял, что звук, тон диска не соответствует в точности тому, что он требовал от своего английского продюсера. Но законы рынка не позволяют ни ошибаться, ни доверяться состояниям души: « Любая американская звезда слушает свои записи на протяжении недель, и если прослушивание заканчивается тем, что результат не нравится, то все выбрасывается и начинается заново. Для меня потеря $150 000 не вопрос возвращения в студию. Нужно жить с тем, что есть ». Он не жалуется; просто константирует разницу в средствах. Несмотря на это, именно отсюда начинается его французская карьера. В прошлом году он впечатляющее количество раз слетал из Монреаля в Париж и обратно – чтобы работать над своим диском, давать спектакли, выступать по телевидению и заниматься рекламой. Как говорится, в мире шоу-бизнеса, рынок можно завоевать только оставаясь на месте некоторое время; так делали Diane Dufresne, Gilles Vigneault, Fabienne Thibeault, Diane Tell. Такой выбор еще совсем недавно сделал Jean Lapointe. Чем же объясняется то, что Даниэль Лавуа предпочитает проводить часть своей жизни в самолете, чем прожить ее же во Франции? Он смотрит на меня, удивляясь, почему до сих пор я этого не понял. Трансплантация от них к нам, акклиматизация в новой культуре, привычки в жизни, которые надо приобретать, новые друзья, один раз он все это пережил. С трудом. Уехать жить в Париж – это стало бы новой ссылкой, заставило бы привыкать к новому окружению, адаптироваться к новому ритму. « Все же я люблю Францию. Там вкусно кормят, и потом я хорошо общаюсь с французами. И я научился более или менее добиваться на телевидении того, что хотел ». Скобка открывается: « его фокус в том, что он не ведет себя как звезда со страшными техниками. Когда он делает шоу на телевидении, он идет и знакомится со звукорежиссером, объясняет ему, чтобы он хотел получить. И добивается своего. « Во Франции знаменитости имеют очень замкнутый круг общения, они никогда не контактируют напрямую с обслуживающим персоналом. А я разговариваю с ними, и поскольку они любят свою профессию также, как я свою, в основном все проходит удачно ». Скобка закрывается. « Но я никогда не хотел бы жить там. У меня так много времени заняло, чтобы привыкнуть свободно чувствовать себя здесь... Поначалу я действительно не чувствовал себя комфортабельно в городе. Тогда я переехал в деревню; прожив там три года, я погибал со скуки. Мало помалу, из пригорода в пригород, все ближе и ближе, наконец я устроился почти в центре города и никогда мне не было так хорошо ». Он привык к этому Квебеку, который внушал ему столько недоверия. До такой степени, что не хочет уезжать отсюда: если бы он стал суперзвездой, если бы он выиграл 20 миллионов долларов в лото, он бы не сдвинулся отсюда. « Для меня это самая красивая страна в мире, и на мой вкус самая цивилизованная, и самая приятная ». Это нежелание пускать новые корни входит в то, что он называет, используя ужасный лексикон гранолы, своими « приоритетами ». Помимо страны в них входят работа и семья (у него сын тринадцати лет). Верный своей новой философии ответственности за успех, он не строит жестких, заранее расписанных планов. Когда ему нужно сделать серию спектаклей или рекламу, он занимается этим без всякого выражения неудовольствия. Если одна из его песен начинает иметь успех, он пользуется этим и получает все, что возможно. В остальное время он находится у себя. Не слишком часто выходит (« Мне всегда немного кажется, что глаза людей – это камеры, которые меня никогда не оставляют в покое »), ходит в кино, сам делает покупки, с наслаждением готовит и читает вещи, большую часть которых он находит поверхностными и не представляющими ничего существенного или интересного (L’Art du roman, de Kundera, впечатляют его и один из его любимых авторов – канадский романист Robertson Davies, который, увы, очень мало известен здесь). Он занимается также своим сыном, который половину времени живет у своей матери, половину у отца. Странное возвращение к балансированию: у Даниэля Лавуа, который в юности страдал от необходимости всем делиться, сын, которому достается все вдвойне. Но он не делает ничего, чтобы ребенок стал избалованным: « Когда я был маленьким, у меня было полно всего – только не было « французских вишен » - которых мне хотелось, но которых мои родители не могли мне купить. В сущности, это подарок, который они мне сделали, не давая всего и сразу. Известно же, что изрядная доля удовольствия состоит в его ожидании. Сегодня дети получают все прежде, чем попросят. Но не мой сын. Сейчас я думаю, что это отчасти его раздражает, но надеюсь, что позднее он поймет и будет доволен своими « лишениями », которые его заставлял терпеть его старый отец … ». Деньги, которые он зарабатывает, Даниэль Лавуа снова вкладывает в свою карьеру и в тех артистов, которыми занимаются он и его компаньон (Marie Philippe принимает в этом участие). Таким образом его стиль жизни скорее строг и умерен. Фактически, не боясь устаревания, идея относительного бессилия сопровождает его взросление, заметное беспокойство. Отчасти кажется, слушая его рассказ, что слышишь рабочего, не вступившего в профсоюз и беспокоящего, что его выбросят на улицу по достижении 55 лет. Правда, не существует профсоюза для звезд и правда то, что певцы 55 лет, которые до этого возраста остаются на вершине славы, являются исключением из жестокого правила. Но эта осмотрительность, далекая от того, чтобы заставить его страдать, кажется, наоборот способствует его расцвету. Безумства, возможно, запрещены, но ежедневная будничная жизнь достаточно богата и приятна, чтобы их отсутствие не являлось лишением. В этом месте, где царят тревога и паранойя, где мысли летают ниже, чем ножи, Даниэль Лавуа нашел в некотором роде пункт наблюдения, позволяющий ему возвышаться над битвой, смеясь и обращая ее себе на пользу. Несомненно, это рецепт счастья для всех, но это должно, конечно, помогать тому, кто наслаждается жизнью. |
________________________________________________________________________________________________________________
Авторы: Rene Homier-Roy;
Сайт
создан и поддерживается поклонниками Даниэля Лавуа с целью популяризации его творчества info.lavoie@yandex.ru
Авторы переводов: Наталья Кривонос, Алла Малышева, Лиза Смит © Воспроизведение переводов возможно только с разрешения администрации сайта и с указанием ссылки на источник |