Часть 1.

Мишель: У нас в гостях Даниэль Лавуа, и мы о многом должны поговорить. Можно сказать, что с 1997 года много чего произошло. Недавно – «Маленький принц», перед этим – НД, конечно – 500 спектаклей! Если говорить о песнях, наверное, первое, что вспоминается, это Tension Attention, это Ils s’aiment – возможно, его самый большой успех и, кроме того, песня, с которой у меня связаны особые воспоминания – а может быть, и у вас, потому что вы тоже были свидетелями. А вот в 1992 году в карьере Даниэля было одно событие, которое, странным образом, совершено стерлось из памяти.

На экране – отрывок старого видео, костюмы у участников безобразия лимонно-желтого цвета.

ДЛ: Ах да, припоминаю!

Мишель: Здравствуйте, Даниэль, давно не виделись. Так что же это было? Мы нашли в наших архивах эту запись, там указан год, понятно, что поет Франсуа Перюсс… но по какому поводу это было затеяно?

ДЛ: А я и не помню. Помню только, что нам было безумно весело.

Мишель: Я не узнал, наверное, из-за парика, кто эта мадмуазель.

ДЛ: Не помню!

Мишель: Но вы веселились от души…

ДЛ: О да! Я немного горжусь тем, что умею не воспринимать себя слишком серьезно.

Мишель: Верно ли мое ощущение, что в начале вашей карьеры вы были гораздо сдержанней, скованней, жестче?

ДЛ: Я думаю, я был, скорее, застенчив, это сдержанность не от снобизма, а от робости и от большой неуверенности в себе.

Мишель: Но, в чем причина этой робости?

ДЛ: Должно быть, это робость мальчика из Манитобы, приехавшего в Квебек и растерявшегося посреди всего этого шума. В Манитобе люди гораздо более спокойные и сдержанные, шуметь мы не привыкли, а тут я оказался в оживленном Квебеке, где никто не боится бурно проявлять себя. Вы, квебекцы, меня смутили. Не то чтобы мне было страшно, но я долго не мог понять, как мне вписаться, найти свое место.

Мишель: Вы приехали сюда в 1970-м году: вам потребовалось много времени, чтобы найти свое место.

ДЛ: Да, лет двадцать пять. Довольно долго… Я из поздних бумеров, как говорят (т.е. один из младших представителей поколения «бэби-бумеров», родившихся во время демографического взрыва после войны)

Мишель: Складывается впечатление, что в вашей жизни была одна только музыка, что вы больше ничем не занимались. Это так?

ДЛ: Ну, еще пара работ в кино и т.п.

Мишель: Да-да, но… О чем вы мечтали в детстве, кем хотели стать?

ДЛ: Я начал относиться к музыке очень серьезно, когда мне было еще года три-четыре.

Мишель: Уже в три-четыре года? Под влиянием мамы, семьи?

ДЛ: Да, в моей семье все увлекались музыкой. Мой дедушка был, наверное, первым фермером в Манитобе, у которого появился граммофон, и мы могли слушать пение Карузо – в Манитобе ведь нельзя было услышать Карузо, а в нашей деревне тогда и радио не было.

Мишель: А ваша деревня, Dunrea, еще существует?

ДЛ: Она постепенно исчезает, как и большинство таких маленьких деревень: фермы разрастаются, а деревни исчезают. А многие из тех деревень, куда я в детстве ходил играть в хоккей, уже не существуют. Я недавно ездил туда – ничего не осталось…

Мишель: А почему это происходит?

ДЛ: Знаете, есть закон, по которому дома, в которых больше никто не живет, через определенное время нужно снести. И теперь в этих деревнях нет домов, остались только улицы и тротуары…

Мишель: Вам грустно видеть это, видеть, как пропадают места, с которыми у вас связаны детские воспоминания?

ДЛ: Очень грустно. Возвращаться туда и видеть, что не осталось ничего, кроме кладбищ. Но все же это только одно из проявлений эфемерности жизни. Через тысячу лет, возможно, и Монреаля уже не будет.

Мишель: Конечно, это только деревня немного побольше… А ваши родители живут там же?

ДЛ: Они живут в Сен-Бонифасе.

Мишель: А ваши братья и сестры?

ДЛ: Тоже. Вся моя семья.

Мишель: А сколько у вас братьев и сестер?

ДЛ: Три сестры и два брата.

Мишель: Они тоже занимаются музыкой?

ДЛ: Нет. Но мои братья работают на телевидении, и уже давно, с юности. Один из них, Жоффрэ, продюсер телепередач, детских и других, он работает иногда и для TVA, а другой брат Ролан работает в спортивной редакции Радио Канада уже двадцать лет

Мишель: И вы старший брат?

ДЛ: Да, я старше всех.

Мишель: Вы часто видитесь с родителями?

ДЛ: Нет, должен сознаться, нечасто, я все время слишком занят, и я чувствую себя виноватым, я знаю, что когда-нибудь буду об этом жалеть.

Мишель: Нам здесь одно время казалось, что вы окончательно перебрались во Францию, вы уехали вместе с семьей…

ДЛ: Это легко объяснить: сначала причиной был успех НД, потом я остался во Франции ради «Маленького принца». Когда я возвращался в Квебек, то работал дома, писал песни для других. Здесь я жил тихо, не стремился о себе заявлять, поэтому у многих сложилось впечатление, что я все еще во Франции.

Мишель: И прошло уже немало времени с тех пор, когда вы в последний раз выпускали сольный альбом.

ДЛ: Восемь лет, почти девять.

Мишель: Правда ли, что в какой-то момент вы начали думать, что вообще больше не будете записывать диски?

ДЛ: Да, правда. Я не находил в себе мужества, чтобы снова начать все это… чтобы снова запустить эту машину. Выпустить диск – это не только записать альбом в студии с музыкантами; в этом участвует целая команда, фирма звукозаписи – то есть множество людей.

Мишель: И вы за 8 лет, пока были заняты другими проектами, потеряли эти связи, вам нужно было все строить заново?

ДЛ: Да, все нужно было начинать заново, но все получилось довольно быстро, потому что во время работы над «МП» я познакомился с французскими сотрудниками Mercury-Universal, которым понравилось то, что я делаю, и мне предложили хороший контракт, все, что необходимо для выпуска диска… И я должен сказать, что я люблю свое дело, люблю музыку.

Мишель: По-прежнему?

ДЛ: По-прежнему, это все еще моя страсть.

Мишель: А в сочинении песен что вас увлекает больше – музыка, текст?

ДЛ: Поиск! Поиск идеальной песни. Ты знаешь, когда удается написать песню, которая тронула бы целое поколение – как случилось с Ils s’aiment… Я помню, как Моник ‹...›, которая была директором на радио RTL в то время – я недавно виделся с ней в Париже – рассказывала о том, как она впервые меня представила публике. Это был концерт на Монмартре, перед Сакре-Кёр, там были тысячи человек. Она мне говорила: «Даниэль, я тебя представила, ты начал петь Ils s’aiment – никто не знал эту песню – и вскоре воцарилась почти религиозная тишина, несмотря на соседство Сакре-Кёр». Она и сейчас вспоминает об этом с волнением, ведь это именно она открыла эту песню.

Мишель: А помните ли вы, как вы в первый раз исполняли эту песню здесь, в Квебеке?

ДЛ: Нет… Нет, не помню.

Мишель: Я вам напомню. К сожалению, нет видеозаписи, но я прекрасно все помню. Вы впервые исполняли ее на квебекском телевидении 13 августа 1984-го года

ДЛ: Невероятно

Мишель: И это была моя передача.

ДЛ: Не может быть!

Мишель: И это был мой день рожденья! Здесь была публика, как всегда, были артисты, и в их числе вы, и вы мне предложили в качестве подарка на день рожденья новую песню, Ils s’aiment. Тогда, конечно, после Tension Attention, всем было интересно, чего ждать, что Даниэль будет делать дальше… Вы сели за фортепиано и спели Ils s’aiment. Это и был первый раз.

ДЛ: У вас и видео есть?

Мишель: Нет, записи передачи нет, только клип. Это ведь ваш самый большой успех?

ДЛ: Это песня, которая затронула больше всего слушателей, о которой больше всего говорят, которая продолжает жить – во Франции, да и здесь, она звучит и сейчас почти так же часто, как двадцать лет назад. Это и есть то, чего я ищу.

Мишель: Еще одну такую песню?

ДЛ: Ну… Ты знаешь, песня может быть никчемной, может быть смехотворной, но иногда становится чем-то высоким. И когда это происходит, и вдруг песня начинает нас волновать, и сердце отзывается – это удивительно. Я знаю, что этого и ищу, каждый раз, когда пишу песню.

Часть 2.

На экране кадры из «Книги Евы»

Мишель: Вам приятно видеть эти кадры? Или вам трудно смотреть?

ДЛ: Нет-нет…

Мишель: Люди часто не могут видеть себя на экране….

ДЛ: У меня остались прекрасные воспоминания о работе с Клэр Блум, это для меня одно из очень важных событий в моей жизни.

Мишель: Но вы ведь не должны были работать с Клэр Блум?

ДЛ: Почему это?

Мишель: А разве вы не хотели отказаться от проекта за две недели до начала съемок?

ДЛ: Я потерял уверенность в себе…

Мишель: Опять?

ДЛ: Я сказал: «Клод, у меня на это не хватит смелости, я не актер…»

Мишель: Клод Фурнье, режиссер… Подождите, расскажите нам все с самого начала. Кто предложил вам участвовать в этом фильме?

ДЛ: Клод. Он сделал первый шаг, когда я был в Париже или в Монреале, он сказал мне: «Джонни – это ты!» Нет, это Мари-Жозе сказала…

Мишель: Мари-Жозе Реймон?

ДЛ: да, Мари-Жозе, продюсер фильма и жена Клода Фурнье. Ну и сначала мне это казалось забавным – пока я не понял, что это реальность, что пора заключать контракт… и в последнюю минуту я струсил.

Мишель: Но вы же уже снимались в кино?

ДЛ: Снимался, но мне не слишком понравился этот опыт.

Мишель: Почему?

ДЛ: Потому что я не понимал, что я делал, честно говоря. И я не чувствовал, что у меня получается убедительно.

Мишель: А почему вы согласились, ради опыта?

ДЛ: Чтобы попробовать, да. Но на этот раз мне предстояло работать с великой актрисой, известной во всем мире.

Мишель: Для тех, кто не знает: среди тех, с кем работала Клэр Блум - Вуди Аллен и Чарли Чаплин.

ДЛ: И Майкл Кейн… да она со всеми великими актерами работала. Сэр Лоуренс Оливье для нее просто Лоуренс. Так что мне было страшно. К тому же, я должен был играть на английском с румынским акцентом.

Мишель: Но английский-то для вас не проблема…

ДЛ: Да, но… (произносит по-английски с тем же диким акцентом, что в фильме) «Меня зовут Джонни Бранкузи, я из Румынии, мне трудно, но я стараюсь….» Я сомневался, что я добьюсь чего-то правдоподобного. Потом мы начали с читки вместе с Клэр, и я немного успокоился. Потому что она оказалась исключительно щедрой и доброй – и я начал чувствовать, что, может, быть, у меня что-то получится. И я согласился.

Мишель: И не пожалели.

ДЛ: не пожалел, потому что опыт был замечательный.

Мишель: Это вас примирило с кино?

ДЛ: Примирило настолько, что мне захотелось продолжить. Я наблюдал, как работает эта женщина, как она создает персонаж, с каким профессионализмом, терпением и с каким удовольствием – вот тогда я понял, зачем люди этим занимаются, играют в кино. Наверное, поэтому я и согласился сыграть Феликса, мне кажется, я кое-чему уже научился.

Мишель: Фильм о Феликсе – это минителесериал, но он снимался, как кино.

ДЛ: Да, точно так же, как кино. И режиссер тоже Клод Фурнье.

Мишель: Как вы отреагировали на предложение сыграть роль Феликса?

ДЛ: Я сначала немного испугался, все-таки Феликс – это настоящий миф, и я понимаю, как это рискованно – играть такого персонажа, настолько значимого.

Мишель: И вы сразу сделали оговорку – сказали, что не собираетесь имитировать Феликса…

ДЛ: Да, я сразу определили границу, сказав, что я не собираюсь играть Феликса, я играю Даниэля, который рассказывает историю Феликса. И Клод со мной согласился. Правда, все равно я снимался в костюмах, в седом парике, и я, может быть, немного начал вживаться в роль Феликса, но не настолько, чтобы имитировать его.

Мишель: А сколько его песен вы записали для фильма?

ДЛ: Тридцать!

Мишель: С голосом Даниэля, таким, какой он есть?

ДЛ: Нельзя спеть песни Феликса голосом Даниэля. Когда я начал их петь, я на самом деле пел его песни…

Мишель: То есть с его интонациями?..

ДЛ: Я почувствовал его дыхание, биение его сердца - это главное в его песнях. Конечно, я не могу звучать в точности, как Феликс, но, я думаю, я сохранил его отношение к песне. Я не стал менять аранжировки, все осталось так же просто – гитара, бас… Я, может быть, немного сгладил углы, смягчил, потому что у Феликса было свое, очень специфическое отношение к ритму, он его очень легко менял у него могло быть то два такта, то три… Я сделал песни немного проще, может быть, доступней.

Мишель: Но вам это понравилось?

ДЛ: О да, это настоящее счастье. Я прошел школу Феликса, и с большим удовольствием. Я спел песни, которые никогда бы не решился петь, например, “Le tour de l’ile”, это моя любимая песня, и я говорил себе: «Я буду петь “ Le tour de l’ile ”!» - как будто я получил право исполнить песню, которую всегда мечтал спеть.

Мишель: Вы общались с детьми Феликса?

ДЛ: До съемок – нет, но уже во время работы над фильмом я познакомился с Гаэтан, вдовой Феликса, и с Натали, его дочерью – я с ней снова виделся вчера.

Мишель: Это ведь она занимается его наследием?

ДЛ: Кажется, да, это было бы логично.

Мишель: И когда мы увидим фильм, осенью 2004?

ДЛ: По-моему, да.

Мишель: Вы ждете премьеры с нетерпением или вам страшно?

ДЛ: Конечно, мне немного страшно. И я ведь сам ничего еще не видел, я не знаю, что получилось.

Мишель: А вы могли посмотреть, попросить режиссера показать вам результат?

ДЛ: Я мог бы, но режиссеры обычно не любят, когда актеры пытаются посмотреть фильм до его завершения, особенно, когда еще идут съемки – они боятся, что мы начнем что-то менять на ходу, и они хотят, чтобы мы им полностью доверились – это настоящая жертва. В конце концов, выходит, что ты почти ни за что не отвечаешь, но смотреть-то будут на тебя. Мы, конечно, очень доверяем режиссерам, я думаю, что тем, кто всю жизнь играет в кино, приходится к этому привыкать.

Мишель: Среди проектов, которыми вы занимались, был еще “Bebe Dragon”. В 1996 году, кажется?

ДЛ: Да, детские песни.

Мишель: И есть вот это видео, с мультипликационным дракончиком

ДЛ: Я давно хотел записать альбом для детей, и занялся им, как только у меня появилось время.

Мишель: А вы это изначально для себя и писали, или вы собирались предложить песни кому-нибудь, кто поет детские песни?

ДЛ: Нет, я писал для себя. У меня появилась идея записать детский диск, когда родился мой старший сын, почти тридцать лет назад, но я все откладывал… К тому времени, когда я начал писать песни для Bebe Dragon, уже моему младшему сыну было лет шесть, и я понял, что надо поторопиться

Мишель: Ваш сын ведь тоже работал вместе с вами, это Матье, да?

ДЛ: Жозеф.

Мишель: А Матье – это старший?

ДЛ: Да. Жозеф был моим критиком. Он слушал и говорил – это мне нравится, это не нравится, это нравится, это не нравится… И я полагался на его мнение, потому что никто лучше него не мог мне показать, как примет диск детская публика.

Мишель: Эти два диска имели успех… возможно ли что появится еще один?

ДЛ: Знаешь, я уже потерял связь с миром детства, а это такие тонкие вещи… Может быть, когда я стану дедушкой… если я буду дедушкой, я могу вернуться.

Мишель: А это ожидается?

ДЛ: Не прямо сейчас, но моему сыну 29 лет, у него есть девушка, так что все может быть

Мишель: Среди других сфер, которых вы коснулись, есть и мюзиклы. НДдП… от роли в котором вы сначала отказались?

ДЛ: Нет, я не отказывался. Но я не ожидал такого успеха.

Мишель: А до этого был еще мюзикл «Санд и романтики».

ДЛ: Да, но там от меня не так много требовалось, там у каждого персонажа было по одной песне, и никто из тех, кто участвовал в записи диска, не участвовал по-настоящему в театральной постановке. Я никогда не играл на сцене в этом спектакле, хотя я считаю, что это один из самых красивых мюзиклов, если говорить о музыке и текстах.

Мишель: Но принят он был не слишком тепло. Вы думали об этом, когда соглашались участвовать в НД, у вас были опасения?

ДЛ: Я был, наверное, настроен немного скептически. Когда я услышал впервые песни, они мне показались очень красивыми, но я был уверен, что они не будут пользоваться большим успехом. Вот до какой степени можно ничего не понимать.

Мишель: Ну, скорее, это значит, что нельзя ничего предугадать. А что вы думали, когда писали “Ils s’aiment”, вы были уверены в будущем успехе?

ДЛ: Вовсе нет. И так же было с Нотр-Дамом. Я решил, что мы запишем диск, две-три недели мы будем играть в Париже, никакое радио не будет эти песни ставить в эфир, мы быстро вернемся домой и займемся чем-нибудь другим.

Мишель: И однако, вы сыграли…

ДЛ: 500 раз. После “La danse des canards” (Танец утят)›, это был самый успешный французский диск всех времен.

Мишель: Но я не припоминаю вашей версии “La danse des canards”

ДЛ: Нет, вот этого я не пел. Я пел “Belle” с Гару и Патриком Фьори. Два миллиона семьсот тысяч проданных дисков. Это невероятно. А я был уверен, что эту песню не возьмет ни одна радиостанция.

Мишель: И если вспомнить… 500 спектаклей, в Париже, в Лондоне – что значит для вас этот опыт?

ДЛ: Для меня это было замечательное развлечение. Во Франции было какое-то коллективное сумасшествие, мы себя чувствовали, как «Битлз». В провинции, в Каннах или в Бордо, мы выходили после спектакля, и у дверей нас ждала тысячная толпа, нам нужны была охрана, чтобы выбраться. Творилось что-то невообразимое.

Мишель: И вы чувствовали себя свободней, потому что не надо было отвечать за все, за тексты, музыку, постановку?

ДЛ: О да! Я всегда говорю, что мы жили, как в сериале “La croisiere s’amuse”. Мне казалось, что меня просто несет какой-то мощный поток. И потом, мне нравилось играть Фролло, это такой интересный персонаж, страдающий, разрывающийся между жаждой любви и неспособностью любить…

Мишель: В этом образе есть что-то от вашего опыта общения с иезуитами?

ДЛ: Да, немного. Я знал нескольких отцов-иезуитов, в которых было что-то «фролловское» По-моему, некоторые потом расстриглись (дальше следует прикол: defroquer – расстричься, лишиться (или отказаться от) сана, Даниэль говорит “defroller” – «расфроллиться»:)

Мишель: Смотрим отрывок (из НД)

Часть 3.

На экране клип “Benies soient les femmes”.

Мишель: Почему ваш диск, вышедший после такого долгого перерыва, так называется – “Comedies Humaines”?

ДЛ: Потому что это красивое название. Меня все время просят все объяснить, а иногда бывает, что все дело в том. что мне что-то показалось красивым. Конечно, у меня есть какие угодно объяснения. Каждая песня на диске – это маленькая человеческая комедия, комедия людей, которые иногда относятся к себе чересчур серьезно.

Мишель: А зачем этот грим? Он меня очень удивил, должен сказать, когда я получил диск.

ДЛ: Чтобы ты удивился…

Мишель: Это удалось

ДЛ: И чтобы выразить определенную двойственность. Может быть, и чтобы задать вопрос, какие мы настоящие – в гриме или без?

Мишель: А вы как думаете?

ДЛ: Когда как. Иногда людям лучше удается спрятаться при помощи собственного лица, а грим иногда используют, чтобы раскрыть то, что лицо не всегда раскрывает.

Мишель: А вы сами скрывали себя, когда играли, например, Летчика в «МП»?

ДЛ: Немного.

Мишель: Вам понравилась эта работа?

ДЛ: Да, я очень люблю этот спектакль. Не было такого же волнения, все было не так бурно, как в НД, все было спокойней – но это совсем другое.

Мишель: Мы знаем, что произошло после НД между Коччанте и Пламондоном…

ДЛ: Никто на самом деле этого не знает, все только догадываются.

Мишель: Но мы знаем, что они резко поссорились.

ДЛ: Так это выглядит.

Мишель: И вскоре после этого вы оказались рядом с Ришаром Коччанте, в «Маленьком принце». Люк на вас рассердился?

ДЛ: Вовсе нет. Почему это Люк должен на меня сердиться? Я очень его люблю, и в наших отношениях не было никогда ни малейшего разлада. Люк был на «Маленьком принце», он приходил в Казино и зашел после спектакля меня поприветствовать, я очень был этому рад. И еще раньше я с ним встретился на записи одной телепередачи, где мы представляли впервые песни из «МП», Люк был совершенно спокоен и рад нас снова видеть.

Мишель: Я хотел бы вернуть вас в 1993-й год и поговорить о еще одном эпизоде вашей карьеры – и зрители нас просили коснуться этой темы… “General hospital”, американский телесериал, в котором вы появились – в одной серии, да?

ДЛ: В одной. Но мои песни звучали в сериале несколько месяцев, потому что они стали темой для любовной истории двух персонажей. Первая песня называлась “Weak for love”. И тогда же в США вышел мой диск, который называется “Woman to man”, он был довольно успешен. Это было мое первое настоящее знакомство с американским рынком, американским шоу-бизнесом – это и стало, наверное, причиной того, что я решил вернуться к французской песне.

Мишель: Вас это знакомство напугало?

ДЛ: Нет, не напугало. Мне просто не захотелось продолжать.

Мишель: почему? Вам не понравилась суета, шум?

ДЛ: Я почувствовал, что не могу в это вписаться… Мне было неприятно то, что нужно было все время на виду, что нужно было жить, быть собой. обнажаться перед всеми… Я, наверное, не очень понятно говорю?

Мишель: Нет, все понятно: вам было неудобно от необходимости быть частью всей этой системы шоу-бизнеса.

ДЛ: Да. И я почувствовал, как сильно я люблю французскую музыку, и понял, что хочу вернуться.

Мишель: Значит, вы больше не собираетесь записывать диски на английском?

ДЛ: Не собираюсь. Нельзя говорить «никогда», но мне сейчас кажется, что я уже никогда не буду этого делать.

Мишель: Мы говорили о Феликсе, я могу показать…

ДЛ: У вас есть кадры?

Мишель: Нет, фотография. Довольно похоже…

ДЛ: Мы попробовали повторить фото с обложки диска Феликса с моей фотографией в этом парике… мне кажется, и правда, это может произвести впчатление…

Мишель: Итак, ваш новый диск… Будут и концерты?

ДЛ: Да, я возвращаюсь осенью на сцену. Отчасти ради этого и записан диск.

Мишель: Когда вам было 25 лет, каким вам виделся человек 55 лет?

ДЛ: Старым. И я думал, что, если я доживу до такого возраста, я уже не буду заниматься тем же ремеслом.

Мишель: А сейчас что вы чувствуете?

ДЛ: А сейчас у меня такое чувство, что я только-только приблизился к тому, чтобы действительно достичь какого-то мастерства. Так что я не чувствую себя таким уж старым.

Мишель: Вам через месяц исполнится 55, мы вас поздравляем…

ДЛ: Спасибо, но не рассчитывайте, что я отправлюсь на пенсию. Я собираюсь продолжать столько, сколько смогу.

Мишель: Мне кажется, что вы возвращаетесь к сольной карьере не менее интенсивной, чем та, что была у вас до мюзиклов…

ДЛ: Я надеюсь.