В: Даниэль Лавуа родился на свет в провинции Манитоба, в самом сердце англофонной Канады. В Европе он завоевал известность в 1984 году с песней "Ils s'aiment", разошедшейся в 2 млн экземпляров, а потом в 1998 году, благодаря своему великолепному выступлению в роли Фролло в мюзикле "Нотр-Дам де Пари". Даниэль Лавуа, чья мать была музыкантшей, на самом деле дебютировал в 1967 году, приняв участие в конкурсе песен на телевидении, на Радио-Канада. В 70-х годах певец и пианист, франкофонный автор и композитор начал завоевывать серьезную репутацию в Квебеке, репутацию, вышедшую за границы приютившей его страны. Он пишет песни многим исполнителям, пробует себя в качестве режиссера выпускаемых дисков, в кино, в рок-опере. Разумеется, вспоминается его замечательное участие в "Sand et les romantiques", в мюзиклах и в дисках для детей. Артист имеет полтора десятка альбомов в своем активе, в том числе два на английском. И вот, спустя четыре года после "Comédies humaines" Даниэль Лавуа снова набирает силу с "Docteur Tendresse", альбомом, на котором артист написал большую часть текстов и подарил нам, благодаря выбранным словам, богатство поэзии и ее исполнение, разнородные чувства, охватывающие его, когда он наблюдает за миром и людьми. Альбом, заставляющий задуматься, но вселяющий надежду. И, чтобы поговорить о нем, у нас сегодня в гостях сам Даниэль Лавуа. Добрый вечер, Даниэль!

Д: Вот это представление! Мне неловко, я ничего не осмеливаюсь сказать после него.

В: О, нет, Вы полностью его заслужили.

Д: После такого представления мне остается только откланяться.

В: Нет-нет-нет, это невозможно! На самом деле, Даниэль, очень приятно пообщаться с Вами сегодня вечером, большое спасибо, что приняли наше приглашение.

Д: Спасибо. Спасибо, что пригласили меня.

В: Даниэль, после того, как Вы много пели тексты других авторов, в "Docteur Tendresse" Вы предпочли в большинстве случаев петь свои собственные тексты.

Д: Да.

В: Можно сказать, что это в некотором роде "примирение" с тем, что Вы сами пишете?

Д: Да, можно сказать, что это похоже на примирение. Еще можно сказать, что это похоже на потребность снова вернуться к моему личному взгляду на мир, потому что, даже если я работал с авторами, которые написали для меня роскошные тексты, им не удалось отразить мое замешательство перед таким созданием, как человек, перед этим невозможно, невообразимо сложным переплетением, которое я вижу. Мне захотелось снова говорить самому. Вот. Ну да, "примирение", если хотите.

В: Почему именно сейчас? Почему именно в "Docteur Tendresse"?

Д: Вероятно, потому что предыдущий диск как раз и был с текстами только других авторов. Я был очень счастлив получить тексты, написанные Патрисом Гирао и Брисом Омсом, они написали очень красивые тексты, но все же я чувствовал некоторую неудовлетворенность. Как рикошет - ты что-то делаешь, а потом возвращаешься к прежнему. У меня всю жизнь так и выходит, то я иду в одну сторону, то совсем в другую. Вы сами говорили, что я занимался самыми разными вещами. Я любопытен и всегда чем-то не удовлетворен, такая вот смесь, она и привела к тому, что на протяжении всей карьеры у меня не было по-настоящему четкой направляющей линии. Я любопытен, меня тянет к самым разным вещам, каждый раз я стараюсь увидеть, что из них получится.

В: Даниэль Лавуа, в этом альбоме Вы представили нам свой взгляд на мир, на людей, на любовь. Вы заявили, что Вас переполняет нежность к людям, но иногда случается и ненавидеть их. Могли бы Вы объяснить, как Вам удается испытывать одновременно и нежность, и ненависть?

Д: Как можно быть нежным мизантропом? Да я сам себя об этом спрашиваю. Думаю, меня трогает наша слабость и предсказуемость, наши огромные недостатки и огромная слабость, трогает то, как мы беспрестанно капитулируем перед своими страстями и желаниями. Мы восхитительны, прекрасны и предельно глупы одновременно. Думаю, это часть моего знака инь-янь, моих метаний туда-сюда. Моя жена всегда говорит: "Ты - сплошное ходячее противоречие!" И я с ней согласен, да, я - сплошное ходячее противоречие. Я постоянно противоречу сам себе, запутываюсь, это совсем не весело. Потому и прошу Вашей симпатии и понимания!

Смеется. Вместе с ним смеется и ведущая.

В: Хорошо. Держите! И одно, и другое.

Д: Спасибо!

В: Даниэль, похоже, для Вас было важно затронуть в этом альбоме проблемы современного общества, такие как братоубийственная война, противостояние друг другу, но все же он оканчивается ноткой надежды?

Д: Знаете, я затронул проблемы, связанные с человеческой глупостью, с более-менее отстраненной позиции и с чувством юмора. Я признаю, что все это временами причиняет страдания, но я не моралист, я не искал никакой морали, в моих песнях ее нет. Зато иногда мне нравится предлагать способ прожить сегодняшний день чуть менее болезненно, чем вчерашний. Если у меня и есть какая-нибудь миссия в жизни, то именно эта. Определенно не облегчить жизнь и не предложить какое-то решение, потому что я не верю, что существует много таких решений. Я вообще склонен думать, что их нет. Решения всегда неразрывно связаны со своим веком, с эволюцией, со всем тем, что с нами случается. Но все же надо искать какой-то способ подлечить раны, которые нам беспрерывно наносят, и, чтобы пережить все это, и существует песня. Она - как перевязка для раны. Для меня песня и музыка всегда были целебным бальзамом. Вот я и пытаюсь, как мне кажется, предложить такой бальзам другим. Думаю, мои слова, моя музыка иногда могут послужить бальзамом от жизненных страданий других людей, потому что жизнь - не всегда веселая штука, но она становится очень и очень веселой, если найти в ней радостные стороны, посмотреть на нее со стороны.

В: Точно. Вы говорили о перевязке ран, и Ваш альбом называется "Доктор Нежность". Кажется, именно Ваша жена вдохновила Вас на эту песню?

Д: Да, именно моя жена. Как-то раз ей было грустно, знаете, такая экзистенциальная грусть, которая порой бывает у всех, и она так и сказала. Был отличный летний день, солнечно, хорошая погода, и в полдень она сказала: "Мне нужен доктор Нежность". Она даже не меня так звала, не просила меня быть доктором Нежность, это просто была констатация. И я проникся этими словами, это же так красиво! Я почувствовал, что они могут хорошо мне подойти, они отлично соответствовали тем текстам, которые я написал для этого альбома. Я проникся этим доктором Нежность, пошел в студию и написал песню, ставшую заглавной в альбоме.

В: Вы колебались, стоит ли давать такое название альбому?

Д: Да, я колебался, потому что это вовсе не классно - быть доктором Нежность. Знаете, это годится для тех, кто отстал от жизни, для тех, кто не носит кожаные куртки и черные сапоги, для тех, кто не в курсе современных событий. Осмелиться проявить себя как нежного человека - это слегка рискованно. Я долго колебался, поскольку знал, что такого доктора, вероятно, будут путать со мной. Посомневавшись, я сказал себе: "Я согласен. Нужно брать на себя ответственность за свои слова". Вот так я и отважился на "Доктора Нежность".

В: И как, над Вами смеялись?

Д: На самом деле нет. Я осознал, что в конечном итоге, даже самые модные и самые циничные люди питают некоторую слабость к нежности. Почти все. Я понял, что в конце концов это был неплохой выбор.

Смеются.

В: Даниэль, на этом альбоме есть Вы немного посотрудничали с теми же людьми, с которыми работали над предыдущим альбомом. Можете ли Вы объяснить, что показалось Вам привлекательным в таких песнях, как "Liberté", "La voilà notre armée", "La naïade"? "La naïade" такая красивая!

Д: Это тексты, которые соответствовали тому, что я хотел сказать в этом альбоме, беглый взгляд, поэтический и чуточку бредовый, мои размышления о том, чем становится жизнь в том, что касается людей на нашей планете в 2008 году. И я посчитал, что "La voilà notre armée" отлично подходит к "Docteur Tendresse". "La naïade" - полное юмора видение моей профессии, славы, известности. Песня Бриса Омса "Sauvez", думаю, была для меня высшей ступенью, передовым рубежом, экологическим гимном во имя сохранения планеты, и в то же время она очень иронична, поскольку в этой песне есть намеки на экологических экстремистов. Так что в этих текстах есть то, что соответствует моему немного "рокамбольному" видению людей (в стиле Рокамболя, героя романов Понсона дю Террайля, - фантастическое, невероятное).

В: Вы записывали альбом с Алекси Дюфреном. Вы хотели, чтобы альбом был простым и строгим?

Д: Очищенным от всего лишнего. Мы избегали всяких "примочек", "конфеток для ушей". Когда мы работаем в студии, то называем "конфетками для ушей" все штучки, от которых ахаешь: "Ой, как здорово, как здорово". Мы старались сделать все строго, таков был наш подход. Он не всегда себя оправдывает, не всегда является лучшим для диска, согласен. Но, достигнув моего возраста, я могу позволить себе это, позволить себе попробовать разные способы работы. Не получится - не страшно, ну, то есть, не слишком страшно, потому что успех всегда приятен. Всегда приятно, если люди понимают то, что ты хотел сказать, ухватывают самую суть альбома, чувствуют его главную линию, не буду скрывать это, я же не лицемер. Но в то же время мне хотелось именно такого, очень чистого и строгого, подхода. Вот.

В: Давайте поговорим о возвращении к написанию текстов к этому альбому. У Вас было множество текстов, надо было выбирать между ними, или у Вас было ровно такое количество текстов, которое требовалось для альбома?

Д: О, у меня их было много-много! Множество. И все равно недостаточно. Мне их никогда не хватает. Несколько месяцев спустя после выхода альбома я говорю себе: "Вот черт! Вот эту песню не надо было туда вставлять, и вот эту не надо было, а вот эту - как раз надо". Знаете, такая история у меня вся жизнь происходит, это мой поиск совершенства, стремление к невозможному. Уф. Чего Вы еще хотите? У нас есть тот талант, которым мы обладаем, тот, которым нас наделили боги, мы такие, какие есть. Иногда что-то получается, иногда нет. Каждый раз я пытаюсь сделать самый лучший альбом в своей жизни, но пока ни разу не получилось. Что в этом самое прекрасное, так это то, что, возможно, следующий будет именно таким!

Смеются.

В: У Вас всегда присутствует нотка надежды.

Даниэль, когда Вы рассказываете об этом альбоме, то говорите, что "к нему трудно подступиться". Могли бы Вы объяснить нам, в чем, по-Вашему, он труден для понимания?

Д: К нему трудно подступиться прежде всего потому, что, как правило, в песнях ищут смысл, хотят их понять. А я подошел к этим песням, как подхожу к жизни, которую понять невозможно! Знаю, что в них будут искать смысл, а его там нет! Я сделал диск - пейзаж эмоций, а не пейзаж смысла, причина и смысл всегда уступают место эмоциям на моем диске. Но сложным эмоциям, а не эмоциям типа "я тебя люблю, ты меня любишь, ты меня бросаешь, я плачу". Сложные эмоции, еле уловимые, как в телескопе, в который один смотрит на другого. Эмоции - как букет хорошего вина. Знаете, вино - оно ведь не четко красное вино, как вода и виноградный сок. Послушайте знаменитых, как их, забыл слово, помогите

В: Энологов

Д: Энологов, спасибо. Рассказывая о вине, они говорят о малине, об оттенках дерева, о куче вещей, о которых никогда бы не догадался. И мне кажется, что, слушая мой альбом и позволяя унести себя эмоциям, наслаивающимся одна поверх другой, можно услышать его совсем по-другому. Думаю, это и было изначальное видение моего альбома, альбома эмоций, наслаивающихся одна на другую, и в итоге в песне из них рождается совсем другой образ, не смысл и не четко определенная эмоция. Вот так вот. Вот это я хотел сделать.

В: Что касается спектакля, Вы один на сцене в турне "Docteur Tendresse"?

Д: Да.

В: Почему Вам захотелось сделать именно спектакль только с пианино и голосом?

Д: В этот раз мне захотелось сделать спектакль только с пианино и голосом, потому что в течение года я ходил на множество спектаклей, где певцы и певицы часто выступали с музыкантами, но каждый раз во время спектаклей певцу или певице очень нравилось оставаться только с пианино или с гитарой, и исполнять песню, очистив ее от всего. Я понял, что каждый раз это была та часть спектакля, которая нравилась мне больше всего, это самая прямая встреча с тем, кто на сцене. И я сказал себе: "Может, пора и мне так попробовать?" Знаете, я давно подумывал об этом, но каждый раз немного трусил, мне не хватало смелости. В прошлый раз я уже ехал с такой идеей, но в самую последнюю минуту очутился в компании с мультиинструменталистом, впрочем, он сказочно играл на гитаре, мандолине, скрипке, аккордеоне. Все вышло замечательно, но все же на сцене я был не один, а в этот раз я сказал себе: "Нет. В этот раз я буду один, абсолютно один. Люди примут меня так, как я заслужу". Вероятно, это опять мой поиск нового - после 40 лет профессии подтолкнуть себя, бросить себе вызов.

В: Что же Вы почувствовали, оказавшись в первый раз на сцене со спектаклем, где есть только пианино и вокал?

Д: Поначалу я был в ужасе. Я очень-очень боялся, я не знал, как и за что взяться. Я говорил себе, что если в этот раз я сверну себе шею, то сверну ее себе всерьез, поскольку не будет никого, чтобы помочь мне выкарабкаться. Но этого не произошло. Не произошло. Я достиг того уровня концентрации, который становится удовольствием, и того уровня внутренней силы, который недостижим, когда рядом другие музыканты, даже если уровень силы вместе с музыкантами просто фантастичен. В общем, одно другому не мешает. Еще я получил крайне тесный контакт с публикой, потому что когда ты один, есть только "мы" и "они", и "они" становятся тобой, потому что когда я пою, я пою для тебя, а не для дюжины человек, и не для ста, в каждый момент я пою ровно одной паре глаз и ровно одной паре ушей, а не полусотне. Честно, только одному человеку. И, когда ты один на сцене, ты чувствуешь этот непосредственный контакт с людьми. Не исключено, что я буду повторять такое, потому что опыт совершенно сказочный.

В: Даниэль Лавуа, Вы начинали учиться музыке с пианино. После 40 лет карьеры, когда Вы даете спектакль с пианино и голосом, это в некотором роде возвращение к истокам?

Д: Да, можно сказать, что это возвращение к истокам. Последний раз, когда я делал спектакль один за роялем, это было в самом начале. Я, разумеется, начинал играть совсем один. Ну, то есть, не разумеется, но, в общем, начинал один. Когда начинаешь, то не имеешь возможности платить музыкантам. С тобой двое-трое приятелей, согласен, но в общем, автор-композитор-исполнитель чаще начинает один. Я начинал один. Давал спектакли, добивался известности в одиночку. Однако уже 33 года я не пел в одиночку. Я не осмеливался на это. Представляете, за это время выросли люди, которые стали взрослыми, сделали карьеру. Так что я решил самообновиться, вернувшись к началу. Вот. И, в целом, доволен.

В: В постановке мизансцены Вы работали с Нери?

Д: Да.

В: На чем Вы с Нери сделали акцент в этой постановке?

Д: На поэзии. У нас были кое-какие наработки, поскольку последнее шоу мы тоже делали с ним, так вот, мы с ним еще в последнем шоу начали работать в этом направлении, а в этот раз получилось еще более чисто и четко. Когда приходишь в зал, понимаешь, что тут только пианино. Никаких наворотов, ни проводов, ни техники. Нет ничего, кроме пианино и микрофона. Но мы действительно поработали, чтобы еще раз убрать все лишнее. Возможно, чтобы немного приблизиться к альбому. Знаете, когда приближаешься к 60-ти годам, а мне осталось до этого немного, я родился в 1949 году, так вот, приближаясь к этому возрасту, немного меньше боишься слова "поэзия". В течение многих лет это слово вызывало у меня робость, но, по прошествии определенного времени я решил, что больше робеть перед ним не буду, что я смирился с ним, хорошо это или плохо, в любом случае это все относительно, что я способен нести ответственность за мои поэтические искания. Я решил, что мой спектакль - это на самом деле мои поэтические искания, да.

В: Именно так. Во время спектакля Вы рассказываете небольшие истории между песнями. Что привносят эти истории в Ваши песни?

Д: Они вроде закусок или аперитива. Маленькие картинки. Я начинаю рассказывать байки. Это мои байки. Но эти байки, которые я рассказываю между песнями, они подготавливают, добавляют к ним оттенков, противоречат им, позволяют привести сердце и душу в диапазон следующей песни. И, если верить реакции людей, это вроде удается. Я опробовал такой прием в прошлом спектакле и продолжаю в этот раз, и, мне кажется, людям нравятся те небольшие рассказы, которые я читаю между песнями.

В: Вы вставили в этот спектакль и старые песни?

Д: Да, несколько. Если я не спою, к примеру, "Ils s'aiment", думаю, люди будут разочарованы, потому что меня знают все же по "Ils s'aiment". Так что, если я обнаглею и не спою ее, или того хуже, буду упорно отказываться ее петь, - ведь надо же уважать людей, которые нас. любят за определенные вещи, и я очень счастлив иметь такую песню, которая, скажем так, вошла в "коллективное бессознательное" - так вот, не мне отказываться ее петь, если Вы пришли меня послушать.

В: Мне бы как раз хотелось поговорить об этой песне, прежде чем расстаться. Невозможно было ею пресытиться в 80 годах, да и сейчас она регулярно звучит на наших волнах. "Ils s'aiment". Кажется, Вас на нее вдохновил выпуск новостей?

Д: Да.

В: Могли бы Вы рассказать нам о рождении ее текста?

Д: Был 1983 год, разгар затяжной войны в Бейруте, непостижимой войны, никто не понимал, что там происходит. Сплошные убийства, борьба, нескончаемое уничтожение одних людей другими, и все это в течение нескольких лет. Моя студия была дома, и в полдень я пришел перекусить, послушал выпуск теленовостей и опять - потому что их передавали снова и снова - увидел репортаж из горящего, задымленного Бейрута. В тот день, так случилось, я увидел двух подростков, которые, взявшись за руки, шли среди дымящихся развалин, и они мне показались - простите мой романтизм - совершенно далекими от всего этого насилия, которое там творилось, совершенно погруженными в свою собственную жизнь, оторванными от потерпевшего крушения мира. Вот что вдохновило меня на эту песню, к несчастью, все еще чрезвычайно актуальную. В ней говорится о том, что существует и сейчас. Думаю, она с успехом рассказывает о том, о чем немногим песням удается рассказать. Просто рассказать о смятении перед человеческой глупостью и признать, что любовь существует.

В: На самом деле, она хорошо подходит к этому альбому.

Д: Да. Я ее немного пересмотрел, чтобы она лучше гармонировала с другими песнями.

В: С "Les amoureux du pont de fer"?

Д: "Les amoureux du pont de fer" рассказывает о том же, но похуже, мне кажется, потому что такую песню невозможно написать заново. Но "Les amoureux du pont de fer" в некоторой мере подхватывает эту тему, развивая ее в стиле большого города, а не в стиле конца света.

В: Точно. Мы расстаемся, слушая музыку. Даниэль Лавуа с очень красивой песней с альбома "Docteur Tendresse" - "Les amoureux du pont de fer". Огромное спасибо, что приняли наше приглашение. Спасибо.

Д: Спасибо, Сандра.