В: "Расскажи мне о песне". Мы поговорим о культовой песне Даниэля Лавуа, "Jours des plaines". Не в этой ли песне вы лучше всего говорите о том, какой стала Манитоба?

Д: Возможно, вы правы. Я не хотел писать эту песню. Ее мне навязала в качестве задания Тереза Декари, в то время продюсер l'ONF. Она попросила меня написать песню о франко-манитобцах, о франкофонах вне Квебека, поскольку она снимала серию фильмов о французах за пределами Квебека. Она хотела песню-тему, чтобы показать все это.

В: То есть идея фильма, рисованного фильма l'ONF, появилась еще до песни?

Д: Появилась до песни. Песня создавала образы к фильму. Изначально это был фильм, и не рисованный, а документальный, о франкофонах вне Квебека, и она хотела песню-тему к этому фильму. А я отделывался обещаниями минимум полтора года. Она возвращалась к этому, спрашивая: "Даниэль, ты написал песню?" Я отвечал: "Нет, Тереза, и не напишу, не хочу писать".

В: Почему ты не хотел писать?

Д: Для меня это больная тема. Когда ты родом не из Квебека, в целом любишь французский язык и видишь, до какой степени плохо обстоит дело с ним вне Квебека, до какой степени франкофоны унижены, именно унижены, будем говорить без обиняков, начистоту. И эту тему поднимать в песне мне не хотелось. Для меня это была невеселая тема, вызывающая мрачные мысли, неинтересная.

В: Как и "Ils s'aiment", эта песня тоже изменила твою жизнь?

Д: По-другому. Высказаться было не только освобождением, но и принуждением. Все же эта песня кристаллизовала нечто, облекла в слова то, что не обязательно надо было облекать в слова, подчеркнула жирной чертой черное и белое. Исчезновение культуры, уход людей - нормальное явление, так происходит испокон веков. Но переживать это безумно тяжело и болезненно. Не те чувства, которые хочется вытаскивать на свет божий каждый день, даже если переживаешь их. На этом уровне я доволен, что написал эту песню, высказался, я сделал это. Но в то же время она до сих пор причиняет мне боль.

В: Потому что 25 лет спустя все стало еще хуже? Или так же?

Д: Разумеется, хуже. Ситуация не улучшается. Я родом из маленькой деревни, где жили франкофоны. Там была церковь, кюре, дом священника, церковный приход, много народу, общавшегося между собой по-французски. Недавно я ездил туда. Теперь в моей деревне вряд ли услышишь хоть одно французское слово. Осталось полсотни человек из двух сотен. Церковь закрыта, дом священника закрыт, монастырь разрушен, школа закрыта. Такой уход тяжело переживать. Поговорить об этом - может, и помогает, но боль не утихает.

В: Спасибо, Даниэль.

Д: Спасибо.